"Мне однажды совали деньги за то, чтобы не брал пробу, причём это делал вице-президент федерации!" Интервью Виталия Степанова.

Интервью с одним из героев скандального немецкого фильма о допинге в России Виталием Степановым.

— Виталий, давайте начнём с самого начала. Как вы оказались в числе сотрудников РУСАДА?

— В конце 2007 года я случайно увидел объявление в газете, что фирма набирает офицеров допинг-контроля. В начале 2008-го, после новогодних праздников, позвонил по указанному номеру, и оказалось, что звоню в Росспорт. Приехал, мне рассказали, что создаётся национальная антидопинговая организация и с нуля нужно будет делать буквально всё. Искали молодых целеустремлённых людей, которые любят спорт и готовы строить свою деятельность в соответствии с кодексом ВАДА. Всё было очень убедительно, и тогда я не сомневался, что мне говорят правду. После первого собеседования мне перезвонили и пригласили 1 февраля выйти на работу.

— Какое у вас образование? Вы медик? Почему вы вообще откликнулись на эту вакансию?

— Я учился по специализации «спортивный менеджмент», но не закончил. Лёгкой атлетикой занимался для себя, на любительском уровне. Специального медицинского образования у меня нет, но в принципе, чтобы работать офицером допинг-контроля, его и не требуется.

— Что происходило после того, как вы вышли на работу?

— Я участвовал в нескольких конференциях с представителями ВАДА, переводил некоторые части кодекса и международных стандартов. Вместе со мной на работу в феврале вышли ещё несколько человек, но до конца апреля, когда нам выдали первую зарплату, дожил только я. Конечно, были сомнения в том, что из всего этого получится, но первое время я чувствовал, что люди действительно стараются делать свою работу хорошо.

— В какой момент вы поняли, что это не совсем так?

— Было много разных эпизодов, но поначалу я ничего не понимал и думал: ну ладно, здесь не совсем так, там… Ну, например, приехал однажды на допинг-контроль бейсбольной команды, а все люди, которые пришли, были с чужими паспортами. Я отказался брать пробы и уехал. Или в лёгкой атлетике, мне однажды совали деньги за то, чтобы не брал пробу, причём это делал не кто-нибудь, а вице-президент федерации!

— Расскажите.

— 2008 год, юниорское первенство России в Челябинске. Мы поехали туда в паре с ещё одним инспектором, которая работала давно, ещё в структуре Росспорта. На дистанции 400 м местная девочка заняла второе место, естественно, её как призёра пригласили на допинг-контроль. Но вместо девочки пришел её тренер, подошёл к моей коллеге и сказал: «А давайте, как раньше, пробу брать не будем, а что-нибудь придумаем». Та ответила: «Как раньше теперь нельзя». Тренер ко мне — я ни в какую. Тогда по его просьбе явился вице-президент ВФЛА, ныне покойный Георгий Нечеухин. Стал предлагать деньги. В итоге в тот вечер мне позвонил один из начальников РУСАДА и попросил пробу не брать. На следующий день эта же девочка опять попала по жребию на допинг-контроль после эстафеты, но на этот раз ко мне уже никто не обращался. Вопрос был решён.

Аналогичных ситуаций на самом деле возникало много в разных видах спорта. Сначала удивлялся, потом постепенно начал понимать, что я там один такой…

— Это правда, что из РУСАДА вас в итоге уволили?

— В конце 2010-го нам объявили о реструктуризации. На тот момент моя должность звучала как «главный специалист образовательного отдела». Там был такой бардак, никто ничего не знал до последнего, но в конце февраля 2011-го меня уведомили об увольнении. Причём сначала мне на март уже расписали командировки, а потом вдруг объявили, что «специалисты с вашими способностями в РУСАДА не нужны».

— Если бы не сокращение, вы готовы были остаться?

— Да.

— Почему, если так много эпизодов в работе РУСАДА шло вразрез с вашей позицией?

— В те последние полгода, когда почувствовал, что меня пытаются выжить, я перестал стесняться. Если с чем-то был не согласен, так и говорил. Не скажу, что мне там нравилось, но жизнь такая штука: борешься и борешься…

— Почему вы в итоге отказались от сотрудничества с РУСАДА после выхода немецкого фильма?

— Я не очень представляю себе, как организация может проводить независимое расследование собственной деятельности. Как господин Камаев может руководить таким расследованием, если речь идет о нарушениях, которые были совершены в том числе под его руководством? Мне прислали список вопросов, все они достаточно поверхностные. Искреннего стремления разобраться я там не увидел.

— Мы правильно понимаем, вы считаете, что РУСАДА зависимо от Министерства спорта, а то, по вашему мнению, поддерживает употребление допинга на государственном уровне?

— Да.

— И чего вы тогда хотите?

— Я хочу, чтобы по итогам расследования были привлечены к ответственности люди на ключевых постах в Минспорта. Почему российские спортивные чиновники против уголовного наказания за допинг? Да потому, что тогда первыми людьми, кто должен будет сесть на долгий срок, станут они сами.

— Что вы делали после увольнения из РУСАДА?

— Мы тогда уже были женаты с Юлей, она неплохо выступала. В какой-то момент мы приняли решение, что будем ездить по сборам вместе. Я был для неё спарринг-партнёром по тренировкам. Потом мне предложили поработать в оргкомитете «Сочи-2014», но спустя три месяца я ушёл оттуда по собственному желанию.

— Почему?

— Мне показалось, слишком много бумажной работы и слишком откровенно наши пытались делать по-своему, не учитывая пожеланий иностранных специалистов. Ну, например, приехал специалист из Канады, отвечавший за разработку допинг-контроля на Олимпийских играх в Ванкувере. На совещании вёл себя очень корректно, делился собственным опытом, интересовался, как происходит у нас. На следующий день мне начальник говорит: «Смотри, Министерство спорта жалуется, что человек кучу лишних вопросов задал, про финансы, например». Я не готов был работать в такой обстановке.

— Давайте поговорим о ваших отношениях с женой. Вы же с самого начала понимали, что она употребляет допинг?

— Мы познакомились с Юлей в 2009 году на чемпионате России в Чебоксарах. Я тогда как сотрудник РУСАДА проводил образовательную викторину Outreach. Все спортсмены, тренеры приходили, отвечали на вопросы, получали подарки. Всего за три дня 600 призов раздали! Всё супер, я довольный. Помню, единственный кто не зашёл к нам в павильон, был главный тренер Маслаков — не захотел, как его ни уговаривали.

— Вряд ли во время викторины ваша будущая жена могла в чём-то признаться?

— Там вообще все говорили, мол, никто ничего не принимает, а я радостно верил. Спустя несколько недель у нас с Юлей было первое свидание. Я глупый, она глупая, вот мы и начали сразу правду друг другу говорить. Я себя тогда полным идиотом чувствовал. Нет, я, конечно, и до Юли понимал, что что-то происходит, но не настолько… Хотя на самом деле тогда Юля ещё не входила в основу сборной и тоже всего не знала. Например, что на чемпионате России тоже можно бежать «грязной». Это потом, в 2011-2012 годах, ей начали говорить: делай так, а за допинг-контроль «на России» не волнуйся…

— Что конкретно она вам рассказала на первом свидании?

— Ну, что принимают все, буквально все. Возможно, только кроме Юрия Борзаковского.

В этот момент у Степанова звонит телефон, его жена рассказывает про свой старт во Франции. Она прибежала третьей с результатом 2.02,68.

— Сейчас ваша супруга бегает «чистой», без допинга?

— Почему вы, противник допинга, не убедили свою будущую жену отказаться от его употребления?

— После того что мне рассказала Юля, понял, что я белая ворона и никому не нужен со своими взглядами. В какой-то степени нас с Юлей убедили, что весь мир так делает, и если будете слушать руководство, никогда ничего с вами не случится. Просто по таким правилам существует лёгкая атлетика, и никак иначе.

— То есть можно сказать, что вы смирились ради любви?

— Не могу сказать, что я окончательно смирился. Я просто даже не понимал, куда можно обратиться, чтобы попытаться что-то исправить, и ВАДА оказалась единственной организацией, к которой я не потерял доверия, исходя из личного общения во время работы в РУСАДА и во время Олимпиад в Пекине и Ванкувере. Моё общение с ВАДА на самом деле длилось очень давно, впервые я написал туда еще в 2010 году. Иногда я читал кодекс, потом мне рассказывали, как обстоят дела на самом деле, и у меня просто крыша ехала. Вообще всё вверх ногами! Общение с ВАДА все эти годы было моей отдушиной. Я писал, делился своими мыслями — и становилось легче.

Cовместный проект «Чемпионат» и «Советский спорт»